– Он убил Ранальда, – сообщил Джиб. – Парень сломал шею, упав с лошади. Теперь нас только пятеро.

– Пятерых вполне достаточно.

– И сотни тысяч мало, чтобы охранять твою жизнь, паршивый извращенец, – прохрипел Пейтон. – Мои родичи уже разыскивают тебя.

– Верно, я имел удовольствие созерцать смазливые физиономии Мюрреев, сломя голову скакавших через лес. Но они так и не нашли меня, верно? И не найдут. Как только я получу выкуп за твою драгоценную шкуру, я убью тебя, так же как и мою вероломную жену, а затем отбуду во Францию.

– Во Франции у меня тоже есть родня.

– И немало врагов, как я слышал. Может, мне объединиться с ними?

Дрожь пробрала Пейтона от этих слов. К тому же он не сомневался, что Родерик собирается использовать его для того, чтобы заманить Кирсти в ловушку. Оставалось лишь надеяться, что кто-нибудь удержит ее от опрометчивого шага. Пейтон понимал, что силы его на исходе и он должен продержаться до момента, когда за него привезут выкуп, а как только начнется потасовка, постараться, чтобы его не затоптали.

Гордость его была уязвлена, он потерпел постыдное поражение и теперь лежит как труп, самой позой своей признавая, что согласен на все. Он попытался сесть, обливаясь потом и дрожа всем телом, и это ему почти удалось. Почему он не убил негодяя, едва узнав о его преступлениях?

– Был бы ты умным, – сказал ему Пейтон, – давно бежал бы во Францию. Продлил бы свою паршивую жизнь еще на несколько месяцев.

– Только этого не хватало! Оставить безнаказанными тебя и мою шлюху жену, чтобы вы тут резвились? Нет уж. Впрочем, знал бы я раньше, как ловко она работает губами, мог бы использовать ее время от времени. Но я еще сделаю это, прежде чем ее убить. Не понимаю, почему люди именуют искусством и прославляют на всех углах твои проделки и по какому праву ты можешь считать извращенцем меня. Надо же, такой красивый мужчина и на что себя тратит! – добавил Родерик, содрогнувшись.

– Ну, ей-то это сильно понравилось, – протянул Джиб.

– Ага, – согласился Уотти, ухмыляясь. – Как она раздвигала свои хорошенькие белые ляжки!

– Да, понравился твоей супруге его длинный язык. Словно ничего лучше она в жизни не видела.

– Да и парню это по вкусу пришлось, никак насытиться не мог. Сладкая, видно, у тебя жена.

– Это потому, что она девка чистая. Ни тебе гнид, ни вшей, ни грязи, одна только сладость. Я бы и сам лизнуть такую не прочь.

Этот омерзительный разговор привел Пейтона в ярость, но он вынужден был молчать. Эти мужланы осквернили то прекрасное, что произошло между Кирсти и ним в беседке. Оставалось лишь надеяться, что Кирсти никогда не узнает, что за ними подглядывали. Тут он заметил, что Джиб и Уотти даже не смотрят на него: они отпускали эти похабные шутки вовсе не для того, чтобы уязвить пленника. Они не сводили глаз с Родерика, и физиономии их кривились презрительными ухмылками.

Пейтон тоже посмотрел на Родерика, и глаза его округлились от изумления. Родерик был бледен, и его била дрожь. Но не от гнева. На лице его было написано крайнее отвращение и даже ужас. В остекленевших глазах застыло странное выражение, и Пейтон подумал, что мысленный взгляд Родерика устремлен сейчас в прошлое.

– Да нам и не придется ждать своей очереди, – продолжал между тем Джиб. – Ты будешь проверять, сумеет ли эта милашка сыграть на твоей волынке, а мы с Уотти станем трудиться с другого конца.

– Верно, – согласился Уотти. – Думаю, славно это, зарыться по уши в такие нежные белые ляжки. Потом расскажу, какова на вкус твоя жена – лучше твоей мамаши или нет.

Стремительность, с которой Родерик выхватил меч и прижал к горлу Уотти, поразила Пейтона. Он всегда подозревал, что в прошлом Родерика была какая-то темная тайна, известная его приспешникам. Этой тайной и объяснялось скорее всего его отвращение к женщинам. Становилось также понятным, почему Родерик приблизил к себе этих неотесанных безобразных мужланов. Уотти и Джиб наверняка были связаны с его темным прошлым.

– Нет, Родерик, – заговорил Джиб не присущим ему успокаивающим тоном, – ты не можешь убить Уотти.

– Это почему же, позволь спросить? – осведомился Родерик.

– Потому, что у нас слишком мало людей. Мы не можем потерять еще и Уотти, хоть он и дурак, и язык у него без костей. Нам понадобится всякий, способный держать в руках меч, чтобы добраться до Франции, верно? А теперь давайте забудем про споры. Пора убираться отсюда. Нам ведь надо еще уладить все с выкупом, так? – И он облегченно вздохнул, так как Родерик, чье внимание вновь обратилось на Пейтона, отступил от Уотти. – Связывать его будем?

– Да, – ответил Родерик, вкладывая меч в ножны. – Принеси веревки. А я позабочусь о том, чтобы молодой человек не доставил вам лишних хлопот, пока вы будете его связывать.

Пейтон видел, как тяжелый сапог надвигается на него, но увернуться не мог. Пинок был настолько сильным, что Пейтон перевернулся и распластался на животе. Меркнущее сознание уловило какие-то деревья, кусты; Пейтона удивило, что удар такой силы не раздробил ему челюсть и что сознание не сразу его покинуло. Но больше всего удивило то, что ему снова примерещился Каллум.

Глава 20

– Кто-нибудь знает, куда подевался Пейтон? – спросила Кирсти, обведя взглядом главный зал.

Она посмотрела на Бретта, затем на Харкурта, которые немедленно подошли к ней, и лишь вздохнула. Молодые люди были примерно того же возраста, что и она; Бретту недавно исполнился двадцать один, а Харкурту всего восемнадцать. Оба красивые, черноволосые, только у Харкурта глаза светло-карие, а у Бретта зеленоватые.

– Мы, в общем-то, полагали, что он с тобой, – нарушил наконец молчание Харкурт.

Улыбка этого юноши, вне всяких сомнений, заставляла трепетать девичьи сердца. Кирсти прищурилась, давая ему понять, что на нее подобные штучки впечатления не производят.

– Может, он и сейчас со мной?

– Не ищи его здесь! Родерик захватил его, – подбежав к ним, выдохнул запыхавшийся, едва державшийся на ногах Каллум.

Кирсти усадила Каллума, велела Бретту принести воды, намочила тряпочку в чашке для полоскания рук и принялась обмывать его лицо. Кирсти охватил леденящий душу страх, но она как могла успокаивала себя. Каллум – перепуганный маленький мальчик, ему мерещатся чудовища под собственной кроватью. Но не могла она в это поверить. Она отметила про себя, что Элис и детей выпроводили из комнаты.

– Я пошел в сад поговорить с Пейтоном, – начал Каллум рассказывать, покосился на Кирсти и вдруг покраснел, – но он оказался занят, и я решил немного погулять по саду. – Он наклонился поближе к Кирсти и сказал: – Я ничего не видел, кроме одежды и голого Пейтона. Потом заглянул еще раз, посмотреть, может, ты голая тоже. Извини.

Мальчик, видимо, думал, что говорит шепотом, но Кирсти понимала, что мужчины слышали каждое его слово, но ее это нисколько не трогало.

– Все это не имеет никакого значения, дорогой мой. Так ты вернулся туда потом?

– Да, ты как раз уходила, и я залез на дерево, чтобы переждать там. Засмотрелся на что-то, а когда обернулся, увидел, что Пейтон стоит у садовой стены. Я уже собрался было слезать вниз, как вдруг кто-то накинул ему веревку на шею. – Увидев, как побледнела Кирсти, Каллум поспешил ее успокоить: – Нет, нет, он живой. По крайней мере был живой. Когда я видел его в последний раз.

– Продолжай!

– Итак, я забрался еще выше на дерево, чтобы посмотреть, кто бросил веревку, и увидел Джиба и Уотти, которые спускались со стены и тащили Пейтона за собой. Родерик тоже был там. И еще человек Родерика, а также Колин. Остальных я не узнал, но их было четверо.

– Молодец, – похвалил его Йен. – Что они сделали с Пейтоном?

– Увезли. Ранальд перекинул его через седло. Я испугался, думал, они убили его.

– Но они не убили, – сказала Кирсти.

– Нет-нет, – подтвердил Каллум. – Я побежал за ними. Они ехали не галопом, но довольно быстро. Я побежал по их следу, как ты учил меня, Йен. Когда они остановились, я спрятался. Ранальд лежал на земле, и Джиб сказал, что Пейтон его убил. У Пейтона текла кровь из плеча, но он был живой, – повторил мальчик, снова покосившись на Кирсти. – Они заспорили, а затем Родерик обнажил меч и направил его на Уотти, но Джиб как-то всех помирил. Затем Родерик пнул Пейтона в лицо, отчего Пейтон вырубился. Они связали его, закинули на седло Уотти и поехали дальше.